Стояли звери около двери,
В них стреляли – они умирали.

Вектор сидел и смотрел в небо. Небо было темным и звездным, словно грохот канонады разогнал, распугал все облака. Небо было темным, как сквозная рана, и, точно так же, как и они, по краям подтекало сукровицей и кровью. Можно было даже не переводить взгляда - там, там, там и там, сколько хватало взгляда, полыхало алым, и тянуло черным, и вспыхивало рыжим, и ослепительные белые сполохи бежали по исполосованной, израненной, почти мертвой земле.

Вектор сидел и смотрел в небо, и знал, что точно так же сейчас в небо смотрят десятки-сотни-тысячи глаз рядом с ним. Не миллионы, нет. Уже даже не сотни, и даже не десятки тысяч… но тысячи, все еще - пока еще - тысячи. Они все так же пугают тех, сидящих на вышках вокруг. Они все еще пугают тех, сидящих в своих креслах бесконечно далеко. Они все еще опасны. Они пройдут по колючей проволоке, оставляя на ней искалеченные тела. Они пройдут через строй автоматчиков, завалив его сухим, шуршащим, умирающим покровом, и каждый умирающий будет служить щитом для живых. Они выйдут против парализаторов, и даже огненная стена, и даже целое море огня не остановит их.

Но сейчас они сидели и смотрели - все, сотни и тысячи - в одну сторону, и если бы обернулся один - обернулись и все вместе с ним. У них не было оружия, только лапки, челюсти и руки. Они не шевелились уже пятый час кряду, с самой темноты. И люди на вышках тревожно ежились - и лишний раз, снова и снова, чрезмерно-тщательно, проверяли свое оружие и - снова и снова - тревожно всматривались в свои приборы наблюдения. Но те показывали одно и то же, без движения, ни на миллиметр - ровные, неподвижные ряды, математически-точные, без отклонения даже на долю сантиметра - аккуратные, правильные клетки, заполнившие землю внизу.

Люди там, наверху, на этих наспех выстроенных вышках, за торопливо натянутой колючей проволокой, ждали рассвета. Рассвета и приказа - и они сами не знали, чего больше. Простой приказ о зачистке - и там, внизу, не осталось бы ни одного клятого насекомого… но не раньше, чем наступит утро. Люди там, наверху, боялись - и сами не знали, чего в точности они боятся. Не этих же, низших, бессмысленных, недоразвитых форм жизни?..

...которые месяц за месяцем, год за годом во время этой бесконечной войны шли в бой за Империю - шли и шли, шеренга за шеренгой, тысяча за тысячей, и их тонкие лапки разрывали на части скайтруперов Закуула, и их - глупые, грубые, никчемные - копья обходили пики световых копий, пронзая сердца разумных, и их тела заваливали, останавливали огромных боевых дроидов. На них захлебывалось, срывалось наступление - откатывалось, оставляя за собой изуродованную землю, и искореженный металл, и огнем прожженный камень, и кислотой уничтоженную зелень, и изломанные, жалкие тела, которые никто никогда не умел лечить.

...которые присылали из своих пещер отряд за отрядом, и войско за войском, и снова, и снова, пока пещеры Альдераана не опустели, пока не погасло фиолетовое сияние яиц под сводами, пока не остались они тихими, и гулкими, и мертвыми.

...которые не просили, не требовали и не ждали ничего в ответ. Которые молча слушались приказов, и молча шли в бой, и умирали - молча и не ропща. Которые были такими удобными - пока однажды им не взбрело в голову попробовать уйти. Попросить их отпустить, как сказал один из этих, неопознаваемых, одинаковых, черноглазых, худых, как сами муравьи, один их этих, ведущих себя как они, одетый в неопознанное рваное тряпье. Он шатался, когда говорил - но разряд бластера быстро закончил его недо-жизнь. Чем карается дезертирство в военное время - не нужно и обсуждать. Чем карается дезертирство целого войска?.. назначенный командир-человек заколебался, вес решения был слишком велик для него - и наверх полетел запрос, и осталось только дождаться ответа. Совсем недолго, чуть-чуть подождать, заснули они там, что ли?..

Вектор сидел и смотрел в черное небо, раскинув руки, и на его пальцах лежали сухие сильные пальцы его соседей - а те держали за руки своих соседей - а те держали за руки своих соседей - а те держали за руки своих соседей - и не было никакого значения, где ты, а где другой, и весь единый организм Гнезда, утратившего право на свое имя, обнимал себя за плечи, прощаясь с ушедшими и собирая силы. Здесь, рядом с ними, лежали тела сородичей, что не встанут снова, и пряный запах дразнил обоняние - но не было времени, не было возможности присвоить их.

Секунды капали каплями тягучей смолы, тянущейся от сломанной ветки дерева к земле.

...Альдераанские сосны так красивы, так высоко небо гор - так жаль, что нам больше не увидеть их.

Пришел последний час перед рассветом, и усыпал ледяными каплями панцири и кожу, и в невозможной дали серая дымка окутала самый край небосвода, и где-то там, далеко, связист пытался докричаться через внезапные помехи - Приказ?.. да, прием, прием!.. - и где-то тут, наверху, продрогшие и сонные люди на вышках сквозь зевоту пытались наладить приборы, пошедшие серой рябью - и - вдруг - по проволоке рванула невозможная, немыслимая волна - тысячи и сотни тысяч ватт, раскаляющих добела, рассыпающих металл в кучку серого пепла - и - вдруг - от этих невозможных ватт вулканом ввысь рванул трансформатор - и, вдруг, рухнули вышки, будто их расставленные ноги не смогли больше держать их вес - и посреди пылающего ада остались только люди. Одни только люди, и никого больше.

...Это была не просьба. Мы всего лишь сказали, что мы - уходим.