..как подводная лодка
в бескрайней пустыне
отбивалась торпедным огнем. ©
* * *
..пустое мертвое небо истекало желтым и белым. Сверху сыпалась мелкая сухая пыль - или это был пепел? Черный дым клубами поднимался вверх и скрывал далекое белесое солнце. Под ногами чуть слышно шуршал песок. Шурр-шуррр, шурр-шуррр… Только этот шорох нарушал иссушенную равнодушную тишину, но хотелось, чтоб и он прекратился навсегда. Можно было б замереть на месте, лечь в желтую пыль, перестать быть, и тогда бы стихли все звуки. Но останавливаться было нельзя - он почему-то был точно в этом уверен.
Он - единственный живой на этой бесконечной арене, простирающейся до самого горизонта.
Здесь был только он - и мертвые.
Один - и двести четырнадцать.
Иногда у них не было лиц - только маски. Иногда они все казались одним человеком - и это одинаковое лицо менялось, становилось знакомым и незнакомым одновременно. Или, что хуже - лица были разными, и все - знакомыми. Ни единого чужого.
И ни единого дроида. Желтая пыль оседала, растворялась в сухом белом воздухе, и тогда становилось видно, что их молчаливые шеренги стоят вдалеке и не двигаются с места. Не нужно. Больше - не нужно. Один оставшийся - не опасен. Один оставшийся не представляет никакого интереса.
Один оставшийся умрет сам. Да если и выживет - какая разница?
.. с мертвого неба падали корабли. Расцветали в воздухе яростными белыми цветами и срывались вниз - без единого звука, и растворялись в воздухе, не достигая земли. Сотни, тысячи погибших кораблей. Далекое солнце перекатывалось по чернеющему небу туда-сюда, стрекотало прозрачными крыльями, смеялось холодным металлическим смехом.
“Помощь не придет, повторяю, помощи не будет”, - звенело в коммуникаторе сквозь помехи.
“Слышите?! Кто-нибудь меня слышит?”, - доносился откуда-то издалека знакомый голос.
Песок под щекой был мокрым и горячим, перед глазами плясали белые и желтые смерчи. Он пытался дотянуться до передатчика, отозваться, ответить, но рука не слушалась - она бессильно лежала в пыли, и сверху медленно опускалась черная вода без конца и без края.
* * *
Стасс говорит: “Мне кажется, мы остались там. А все это сон, который мы видим в Силе.”
Кит смеется: “Не знаю, как ты, но я отказываюсь видеть во вечном сне работу!”. Она тоже улыбается в ответ, обхватывая себя за плечи зябкими ладонями, и несказанные слова повисают между ними серой паутиной. В глубоких фиолетовых глазах Стасс тает отблеск желтого неба и плывут огромные тени боевых кораблей.
Ади говорит: “Попробовал бы ты умереть, я бы… я бы…”, а потом просто машет рукой и утыкается ему в плечо.
Мэйс говорит: “Так нельзя. Мы не проиграли.” - и сам замолкает, глядя, как алое закатное солнце Корусанта опускается на шпили небоскребов.
* * *
Кит просыпался и смотрел, как по потолку плывут голубые волны. Оскал белого солнца в мертвом небе таял, исчезал, чтоб на следующую ночь вернуться снова. Ему казалось, что других снов он не видел никогда в своей жизни - только бесконечный песок и смерть.
Это было не так. Он старательно вспоминал об этом, говорил про себя - это не так.
Но он думал о море - и море обращалось песком и пылью.
Возможно, если б было больше времени… если бы была настоящая возможность сосредоточиться, заглянуть внутрь себя, прислушаться - то кто знает, может, и получилось бы увидеть что-то кроме неизбежной войны, шагающей сквозь клубы пыли. Но времени не было. Уже не было.
И это было очень плохо.
Если ввязываться в бой и не оставлять мыслей о прошлом поражении - проиграешь снова. Прошлое надо оставлять в прошлом, не позволять возвращаться к тебе кошмарными снами, иначе ты поднимешь меч и ощутишь на плечах невозможную тяжесть. И сможешь ли сразиться так, как сражался бы, не будь этого груза?
Киту казалось, что он думает об этом каждую свободную минуту. Раз за разом мысли возвращались к одному и тому же, и бесконечно ходили по кругу. Бессмысленно, бесполезно. Плохо. Нет смысла перевоевывать уже законченный бой. Нет смысла думать, что и где ты сделал не так - в этом сражении ты уже ничего не исправишь. Ты уже никого не вернешь.
А продолжишь в том же духе - погибнут еще многие, потому что от тебя толку не будет.
Эх, если б еще сделать было так же просто, как понять.
Если б с таким разговором к нему пришел кто-то еще, то он бы знал, что сказать - “Кто-то слишком много думает, да?” Как жаль, что в отношении самого себя это никак не работало.
За стеной в который раз что-то с грохотом упало. Кит чуть заметно поморщился. Надар так старательно не показывал смертельную обиду, что о ней знали, кажется, уже все - и кто хотел, и кто не хотел. Вторые особенно. Объяснять в десятый - да если б в десятый, в сотый, в тысячный! - раз, почему все так, а не иначе, и почему мастер не передумает - нет, и так тоже не передумает - уже не было никаких сил. Они б нашлись у кого-нибудь поумнее, посдержаннее и в целом получше, а у него, Кита, не было.
Зато раздражение - было. Еще как было. На редкость неприятное ощущение.
Нет уж. Нельзя.
Он встряхнулся, постарался нацепить на лицо маску жизнерадостного идиота и вышел из комнаты. “Сработает же, - подумал он, - ну не может не сработать”.
Надар возился с чем-то в углу, но на шорох открывающейся двери обернулся. И в огромных глазах - в который раз - засветилась такая надежда, что Кит - в который раз - почувствовал себя редкой скотиной.
Но если сейчас показать, что заметил, что понимает и так далее, разговор начнется заново, а для этого все-таки был не лучший момент.
- Скоро вернусь, - Кит постарался звучать бодро, а не так, будто вот-вот всплывет кверху брюхом. Это было непросто, надо сказать. Звучать, не всплыть. - Если кто-то будет меня искать, скажи… скажи, что моя душа не вынесла груза мирских тягот, и я…
- И Вы ушли в Сады Медитации, и утопились в пруду, - без всякого выражения закончил Надар. - Так и скажу, учитель.
И отвернулся, надувшись еще больше.
“Мда, - подумал Кит, глядя в обиженную спину ученика, - а ведь не такой уж плохой способ решения всех вопросов. Пруд глубокий, рыбы жирные. Самое место для того, чтоб топиться”.
Даже жалко, что он в принципе не мог утонуть, даже если б очень захотел.
Что ж такое - что ни делай, какая-то дрянь получается.
В Саду было тихо. Настороженно, опасно тихо. Покой закончился и здесь, как бы ни хотелось верить в обратное. Высокие деревья тревожно перешептывались над головой, цветы и травы клонились к земле, будто хотели спрятаться. Тихо всхлипывал ручей, переливаясь по камням.
Или это уже мерещилось уставшему разуму?
Да, скорее всего.
Здесь, именно здесь не было никакой опасности. А добавлять “пока еще” точно не стоило. Если так рассуждать, то везде “пока еще” спокойно, кто знает, что может случиться через пять минут… Например, один уважаемый вот-буквально-только-что-член-совета может начать разговаривать сам с собой в своей голове и учить жизни самого себя. Всегда приятно пообщаться с умным разумным существом, что тут еще сказать.
И за таким важным разговором можно совершенно не заметить, куда идешь - и кому ты мешаешь своим бесценным обществом.
Все сегодня не так. Абсолютно все. Лучше б он в пруду плавал, хотя и там бы умудрился отдавить хвост какой-нибудь замешкавшейся рыбе.
- Простите, Аайла, - виновато сказал он. - Я не хотел Вам помешать. Я не думал…Или, наоборот, слишком много думал. Хорошо, что хотя бы не врезался лбом в дерево, оно-то точно ни в чем не виновато.
“А еще ты забыл поздороваться, - подумал он, и ему невыносимо захотелось провалиться сквозь землю. - Ох, образец вежливости. Молодец. Всегда так делай”.