Почему же так тяжело на душе стало? Всего лишь тренировка, убеждал себя Восемь-Семь. Ничего более. Каждый раз это была тренировка. Нет, пора признаться самому себе, что это никогда не была просто тренировка. Это была проверка. Просто раньше он ко всему относился, как к игре. Там, в подкорке сознания он все равно понимал, что его не убьют по-настоящему. Ранение в симуляции будет болеть, но недостаточно сильно, чтобы поверить в реальность. Он не будет лежать в лазарете месяцами, он не лишится единственного, что все еще не принадлежит Первому Ордену — его жизни. И то, Фазма бы поспорила на этот счет. У них нет выбора, не они решают что будет отдано в жертву Верховному Лидеру. Совесть, долг, справедливость, мораль, жизнь. Все это разменная монета, которая не имела для многих здесь ничего общего.
Их не учили этому. Не учили тому, что на самом деле такое совесть и долг. Но почему-то Восемь-Семь думал, что знает лучше. Откуда, казалось бы? Просто есть кое-что встроенное в само ДНК людей. Кем бы ни был Штурмовик ФН-2187 теперь, он родился, у должно быть, очень правильных людей. Но об этом 2187 запрещал себе думать. Это путь в никуда. Первый Орден был их отцом и матерью, ничего, кроме Первого Ордена существовать не могло и не может. С этими мыслями он шел, опустив глаза на черный идеально выдраенный пол. На суд, к Фазме. И 2187 прекрасно осознавал, что ничего хорошего его за теми дверями не ждет.
Он не боялся капитана. Он опасался того, что с ним может быть. Только он, вряд ли ребята переживают за него так же. Они, может быть, даже не заметили того, как их еще вчера лидер замешкался и не смог нажать на спусковой крючок. Они выполнили приказ и довольны тем, что своей непоколебимой верой служат Верховному Лидеру, а ФН-2187 слишком кривой, слишком бракованный, в нем слишком много ошибок, которые никто не заметил на той стадии, на которой их еще можно было исправить. Теперь поздно. Теперь ему остается только смириться с тем, что он думает по-другому и ничего не может с этим поделать. Даже если ему будет угрожать страшный приказ самоликвидации, он не сможет думать по-другому. И если их сердце, души, жизни принадлежали Первому Ордену, то пусть хотя бы мысли у них будут свои собственные. Пока эти люди не смогли залезть им в голову (а прогресс не стоит на месте), они могут думать так, как им захочется.
Правда, до добра это  никогда не доводило. 2187 убеждал себя, что может включать фильтр мыслей, эмоций и слов. Все будет по протоколу, он не станет спорить и задавать лишние вопросы. И когда дверь к капитану отъехала с шипением в сторону, когда он увидел массивные экраны, на которых еще секунду назад транслировалось пустое симуляторное поле, когда он понял, что все прочитал в мыслях Фазмы, 2187 потерял уверенность в себе. Он был без шлема, держал его под рукой, а значит пришлось контролировать еще и свое лицо. А свое лицо у него получалось контролировать из ряда вон плохо. Фазма, которая все умела видеть по глазам даже, когда на лицах шлемы, теперь могла читать его, как открытую книгу.
"И ладно, плевать. Я не сделал ничего преступного", 2187 сделал шаг вперед и отдал честь по протоколу.
— ФН-2187 по вашему приказу прибыл, прикажите рапортовать? — Взгляд в никуда, мысли ни о чем. Просто убеди себя в этом и будет проще. Нет, не мог он убедить себя, поэтому так брови дрожали на темнокожем лице.
Он не знал, что делать. Не знал, что говорить в свое оправдание, хотя прекрасно осознавал, что будет сказано ему. О том, что он все провалил, о том, что он бездарность, что ему никогда не стать настоящим штурмовиком. Что в его руках такая бездарно потраченная сила, что она возлагала на него слишком много надежд. А, нет, не надежд. Планов.
Иметь надежду в Первом Ордене было преступлением. И Фазма каким-то образом все замечала. Не то она была, и правда, умной женщиной, не то обладала какими-то сверхъестественными способностями.
Он лишь на секунду посмотрел на капитана и сглотнул горькую слюну, застывшую настоящим комом в глотке. Он здесь был один, в этом было его преимущество. Если Фазма хочет сказать ему что-то, она скажет ему это лично.
Никто не услышит этого больше. Ни Девятки, ни Три Нуля, ни их Копуша.
ФН-2187 справится со всем. Ведь он — настоящий штурмовик Первого Ордена, а это все — еще одно испытание, которое он выдержит с гордо поднятой головой.

Все, как ФН-2187 предполагал. Холодная непринужденность. Устав. Протокол. Бумажки. Приказы. Вся Фазма была сделана из этого, в ней не было ничего от человека. Словно что-то вживили ей в мозг и это "что-то" заменило личность. Она целиком предана Первому Ордену, но она не хотела знать, сколько всего приходится простым ребятам чаще всего приносить в жертву ради этого же служения. И ими все равно будут недовольны, многих выкинут, поставив клеймо брака. 2187 знал, что с ним в результате будет то же самое. Так бывает со всеми, на кого Орден делал слишком большие ставки. Он должен понимать это еще тогда, когда принимал правила игры и считал, что может вытянуть, что может перекроить себя. Настоящее испытание показало, кем был Восемь-Семь на самом деле и теперь так сложно за это держать ответ. За то, что он просто был человеком, за то, что ему все человеческое не было тошно или чуждо.
И все же 2187 не знал другой жизни и о другой жизни даже помыслить не смел. Не было ничего за стенами этих мест, за Первым Орденом. Поэтому оказаться на дне ему не хотелось больше, чем потерять собственные убеждения. Пожалуй, если бы ему сейчас предложили ввести в вену убойную дозу агитации, он бы не отказался от подобного. Служить без сомнений, не думать своей головой, потеряться в убеждениях. Что может быть проще. На самом деле, всегда сложнее оставаться собой.
Быть, а не казаться.
ФН-2187 поджал губы, собрался с мыслями и духом. В одно мгновение из его довольно неплохо варящей головы вылетели все воспоминания и все, что он мог сейчас припомнить — это удивленные, шокированные, полные ужаса лица шахтеров-бунтовщиков. Неужели у них не было права на то, чтобы хотя бы попытаться поговорить? Неужели это жалкое убийство было столь необходимым? Штурмовик задавал себе этот вопрос. Штурмовик, который думал, что с легкостью может стрелять по республиканцам. Но в тот момент за тем столом сидели не хорошо обученные бойцы Республики. Там были обыкновенные рабочие.
С момента высадки... с момента высадки все было нормально. Они охраняли довольно неприметный угол шахты, говорили о своем, даже пытались шутить. Почему эти люди работают здесь в таких отвратительных условиях, едва стоя на ногах?
Они всегда могут уволиться, — ФН-2187 не сказал этого, но голос эхом прокатился по его голове. Они всегда могут уволиться. Смерть стала их единственным увольнением. Не рабочие, а рабы. Бастующие за то, чтобы их нормально кормили для начала. Не самые жесткие требования в самых крайних ситуациях. Не Восемь-Семь решать, не ему судить. Он штурмовик, который тупо должен исполнять свой долг.
Исполнять свою роль.
Пешка в руках Первого Ордена. Не человек, а всего лишь набор приказов. Заученных приемов рукопашной. Живой прицел. Палец, жмущий на спусковой крючок бластерной винтовки. Механический голос в шлемном комлинке. Просто цифры. Номер, у которого нет души. У тех людей, которых они убили были хотя бы имена. Они умерли свободными.
Слабое утешение. И рассказ подошел к самому главному. К тому, из-за чего все обратилось прахом и будущее 2187 стало выглядеть мрачным. Может быть, в тот момент он сам его же и разрушил. Глупый. При всех его достоинствах, ему не хватало мозгов, чтобы просто с чем-то примириться. Упрямый. Это где-то в душе, это нельзя вытравить, это нельзя выдавить. С этим придется просто смириться и отправить его куда-нибудь подальше, чтобы не мешать. Первый Орден обещал им так много, но пока все, что Первый Орден делал — это отнимал.
Что сказать? Что придумать? Глаза не бегали. Речь остановилась, голос затих.
Чем оправдать себя? И смотря на капитана, в то, что не выражало эмоций. Никогда. Никаких. ФН-2187 понимал, что здесь и не требуется никаких оправданий. Никаких сказок.
Расскажи, как было. Не утаивай ничего, пусть будет то, что будет. Если судьба есть, то она решается здесь, в этой проклятой комнате с этим проклятым человеком. ФН-2187 никогда не питал к Фазме каких-то чувств. Ни положительных, ни отрицательных. Но в тот момент он был готов поклясться, что люто возненавидел ее за безразличие. Что бы он ни сказал, это не будет словом в его пользу.
Но протокол и запись — святое.
— Потом я не успел нажать на спусковой крючок. Я замешкался. Я... задавал себе лишние вопросы. Мне стало жаль этих людей. Я не понимал смысла приказа, в конце концов, когда я одумался, ФН-2003 совершил выстрел.
На одном дыхании. Ни скорби, ни горечи. Лишь сожаление. Сожаление о том, что тогда он не смог ничего с собой поделать.
— Я вернулся и проиграл тренировку. Я понимаю, что результаты не удовлетворительны. И готов понести справедливое наказание.
Да здравствует Первый Орден…

Извольте не мямлить! ФН-2187, конечно же, своего возмущения постарался не выдавать, да и не в том положении он сейчас, чтобы возмущаться по какому-либо поводу, но свою речь, достаточно честую, он мямльством не назвал бы. Если Фазма хотела от него чего-то другого, это, вестимо, были ее проблемы. И как же прекрасно, что Первый Орден еще пока не научился читать чужие мысли. А Восемь-Семь свято верил, что по его глазам всего не прочитаешь. Ему не было страшно, просто волнение само костью встревало в горле. Чего от него ждут, если не честности? А если не честность, то за ложь накажут еще сильнее. Или то чувство, когда у тебя просто нет правильных слов, правильным словам ты попросту не научен.
Всему, кроме этого. В этом и была проблема 2187. Потенциал, растраченный в каких-то сомнениях, в расстерянностях, в том, что он слишком много...
— Я слишком много думал, мэм — процедил он, не уверенный в том, это ли хочет от него Фазма. И для чего она это все записывает? Неужели он в Первом Ордене один такой? Оглядываясь на бесконечное большинство своих товарищей в шлемах, у которых не было лиц и личностей на поле боя, которые превращались в людей лишь на краткий миг в казармах или же столовой, ФН-2187 думал, что, возможно это и так. Он один такой. А те, кто были до него уже давно ликвидированы, как бракованная тряпка, брошены в печь, как неправильная бумажная обложка. Избавиться от человека ведь даже в чем-то проще, чем от этикетки.
— Перед неприятелем не смог нажать на спусковой крючок из-за... — не мямлить, говорить четко. О таких вещах нельзя говорить четко! как вообще можно говорить четко о смерти, которую ты не смог причинить кому-то? Неужели это такое преступление? Он не выстрелил не в республиканскую мразь, он не выстрелил не в солдата, который выцеливал в него в ответ. Он не выстрелил в растерянного, беспомощного человека. Его вина лежит совсем не в этом, а в том, что ФН-2187 не выполнил приказа командира.
Но командира никто не привлечет к ответу за странные приказы. Никто не заставит ее под запись оправдываться в том, почему ее решение было такое, а не иначе. Никто не будет тыкать ей в нос: "ваши доводы еще более жалкие, чем ваше поведение". Никто. Ибо поступок Фазмы, вестимо, тянул на кристаллическую медаль Первого Ордена. Расстрелять беспомощных людей! Что может быть более героическое.
В самом деле, такое могут совершить только люди с очень четкой душевной организацией. И 2187 лишь на миг поймал себя на мысли о том, что он не заслужил медалей, почетов, грамот и гордится этим.
Но лишь на миг, который оборвался резко. С его же возобновленной речью.
— Перемычка газовой батареи сорвалась с чеки — этого ли желал от него протокол? Фазма все равно всё знает, чего ему терять. Может быть, правду говорят, что Первый Орден ломает психику людей. Вот и ФН-2187 сломан дважды. В нем все еще живет и цвете штурмовик, но иногда на волю просится простой человек. И эти две сущности лезут наружу с частой регулярностью.
Он нажимал на спусковой крючок, да вот только бластер не стрелял. Вот незадача. Достаточно для рапорта? Достаточно для того, чтобы какой-нибудь вышестоящий офицер вздохнул, закрыл его личное дело и отправил в утиль человека? Достаточно.
Достаточно. Вот, чего он хотел услышать от капитана.
— Виноват, что не проверил оружие до выступления на вахту — и еще во многом другом виноват, но это уже не для ушей вышестоящего, усталого от жизни и своей работы офицера, который, наверное, тоже мечтал бы стать не контролером, а не меньше чем Верховным Лидером.
Смотрел на капитана, подняв подбородок, увел взгляд выше Фазмы, давая понять, что на этом все. Довольно.
Довольно мучить человека, даже если он заслужил. У него ведь впереди куда более суровая мучильня. Пусть побережет силы, не в этом ли заключалась главное правило всех пытальщиков? Не давать жертве кончиться еще в самом начале. Ну что же, может быть и хорошо, что Фазма не водилась в ученицах у таких людей. Или же водилась слишком часто, поэтому настолько хорошо умеет манипулировать своими подчиненными и разбираться в потемках их душ.
ах да.
У них нет душ.
Есть лишь Первый Орден.
Готов понести наказание не прозвучало снова. Потому что ни готов. Но о таком ни в какой армии не спрашивают. Да и нет никакой другой армии, чтобы сравнивать. Когда живешь по законам Первого Ордена все становится до безобразия ясным.
Аж глаза режет и кое-что еще. Чего у штурмовиков не должно быть.

Конечно, ФН-2187 чувствовал напряжение. Во всем теле, в своей душе. Ему казалось, что Фазма затягивает на шее петлю, как тяжело становилось дышать в одно мгновение. Не надо было видеть ее лицо или глаза, чтобы все знать. Может, и правду говорят, что она там всякую Силу применяет, как джедаи, чтобы манипулировать ими? Простыми людьми и очень незамысловатой душонкой.
Да вот только как бы ни храбрился штурмовик, он не мог поймать в себе это шаткое равновесие. Он то злился, то разочаровывался в себе, то опускал руки, то готов был махать ими до последнего. И не было той золотой середины, которую в них во всех так рьяно взращивали. И если так, то Фазма права и он бракованный. И Восемь-Семь вовсе нисколько не жаль, что так вышло. Единственное, что он понял сейчас — всему цена смирение. Потому как никакого другого выбора у него не было, никто его не предоставил. В первом Ордене все решают за тебя, а ты только и успевай, что клювом не щелкай и не сомневайся в том, что твоя доля — исключительная. О да, в чем, а в этом ФН-2187 сейчас вообще ни на долю не сомневался.
Он проглотил ком в горле изрядно громко, как ему самому показалось. А о наказании она спрашивала, как о подарках на праздники. Первый Орден не был лишен таких маленьких человеческих радостей и у них тоже были свои праздники, удивительно. А привычка дарить что-то друг другу на праздники, которые юноши слишком переоценивали, шла откуда-то из нутра, из той самой ДНК, которую так и не смогли разгадать первоорденцы, иначе ведь им не нужны были бы эти дети? Наделали себе клонов и довольные возродили старую-добрую традицию вести войны пулеметным мясом. Но нет. Все не так радужно, как Верховый Лидер хотел бы. И эта мысль странным образом внушает ФН-2187 какой-то призрачной уверенности в себе.
Оттого он поднимает подбородок, смотрит в ослепительно начищенные доспехи Фазмы и не смеет улыбаться, однако во взгляде его эта улыбка все-таки где-то сверкает. Он вдруг вспоминает байки про ее броню, говорят, что она собрала ее из обшивки чьего-то звездолета. И ей эта вещь очень дорога. У такого идеального солдата есть дорогие сердцу вещи. Ха! Сердце есть у идеального солдата. Нет. если Фазма и носит эту броню, то только потому, что она идеально ей подходит. Может ли чувство стиля вытеснить сердце из груди? Вполне, как видно.
Ибо 2187 отказывался поверить в иное.
Он втянул воздух носом и переступил с ноги на ногу, перекладывая затекший на одной стороне вес. Все-таки он все еще был в броне, а тут быстро запотевают и затекают все места.
— При всем уважении, ответил по протоколу — отговорился, бросил это, прекрасно зная, что за подобные комментарии его никто по голове не погладит. То, что капитан сказала ему до этого вообще-то не требовалось ни в каких дополнениях, но молодой человек почувствовал прилив внезапных сил и решил, что грех будет ими не воспользоваться.
Глупый ФН-2187, сам ищущий себе беду на плечи.
— Не мне судить о справедливости, в мои полномочия назначать наказания не входит — и это можно было расценить, как легкий тычок к эти идеальные доспехи. Они вообще когда-нибудь видели настоящий бой? О, ФН-2187 уверен, что видели. Правда, ни одной царапины, ничего такого, что доказывало бы их поношенность. Доспехи у штурмовиков были, как и их жизни — одноразовые. И чаще всего солдата хоронили прямо в доспехах, но вот это произведение искусства явно не с конвейера сошло.
— Приму любое — не сказал, а отчеканил. Однако было еще кое-что. Если терять, то все без остатка? У ФН-2187 все равно ничего нет, кроме собственных воспоминаний. Пожитки, даже самые скромные, и те принадлежали Первому Ордену.
Так что, кроме собственной жизни ему беречь нечего. А ту, если понадобится, заберут правильные люди, а он даже и вякнуть не сможет. Посему, бояться нечего. Реши он завтра дезертировать, ему тоже не придется долго собирать чемоданы.
Нет... стоп. Никто никогда не говорил о дезертирстве. И на  долю секунду взгляд ФН-2187 дернулся. Там, за пределами Первого Ордена ничего нет. Только черный, холодный космос.
— Но надеюсь на еще один шанс. И он уже знал, что она ему скажет. Не достойны вы никакого второго шанса, забудьте об этом определении, кто вас вообще такие слова научил говорить. Переучитесь, сделайте что-нибудь, сломайте себя, но никогда больше не смейте говорить "надеюсь" и "второй шанс". Как слова-паразиты, выбросите их из своего лексикона.
Вот еще. Пришел тут такой по уставу. А не по уставу дерзит.
Но ФН-2187 не дрогнул, как будто бы не осознал, какое преступление словесное он сейчас совершил. И хорошо хоть, что не под запись, а то Фазма еще пару ночей спать не будет от такого позора.