- Над всей Балморрою… ффух… бе-е-езоблачное не-ебо! - влезть на этот вот, возведенный колликоидами и  обломанный людьми то ли шпиль, то ли стол, было по мнению Мэя просто отличной идеей. С высокого места вид открывался потрясающий. Самое оно, чтобы снять нормальную панораму всех местных колликоидных холмов. - И над Кореллией - ни облачка!

Допевая последние слова, он настраивал голокамеру на панорамную съемку. Аппаратик был дешевенький и не очень новый, но он служил Мэю верой и правдой уже года четыре. Пережил три утопления, один грязевой сель и одно купание в магме. И после такого вот триатлона продолжал исправно работать и снимать для своего обладателя вполне приличные по качеству голофото.

Первые снимки были пристрелочными, но потом голограф вошел во вкус и начал снимать сериями. Думая попутно о том, что надо будет вечером отобрать самые удачные кадры и отправить их Раднари. А то в их прошлый визит сюда с изучением конкретно колликоидов и продуктов их жизнедеятельности как-то не сложилось. Не до того было.

Мысли  перескочили на то самое “не до того”, а потом дальше, дальше… туда, откуда эти самые мысли на деле и не уходили никогда. И Мэй направил голокамеру в другую сторону, ловя игравшие с белыми цветами на лугу порывы ветра. Синеву неба. Закручивающиеся спиралями следы взлета тяжелого транспортника. Облака, тянувшиеся за этими следами острыми, словно режущими воздух перьями. Резкие тени, которые отбрасывали постройки маленького сопротивленческого порта, рисующие на земле контуры какого-то древнего замка.

“Когда-нибудь…”
“Когда-нибудь я покажу это тебе.”

Мэй медленно поворачивался, стараясь охватить как можно больше стоящих внимания мест. И вдруг почувствовал, как под ногой что-то хрупнуло. Он скосил глаза вниз и увидел, что подошва его потрепанных армейских ботинок вляпалась в нечто сине-фиолетовое. Памятуя о курсе по взаимодействию с иномирными веществами и формами жизни, хвататься руками за это нечто капитан Рейнхардт не стал. Вместо этого он сильно, с размаху, стукнул пяткой заляпанной ноги по тому, на чем стоял, чтобы попробовать стряхнуть цветастое нечто с подошвы. Ответом на это действие стал нарастающий громкий гул и тонущий в нем треск “крышки” колликоидского  “стола”...

“А эта трасса даже позабористее будет, чем ее аналог в сенатском аквапарке на Корусанте! Главное, чтоб там в конце такой же горочки не было. Потому что я как-то не уверен, что в моем нынешнем состоянии без потерь перенесу падение  в воду с четырех метров. Плюс, тут всегда может быть не вода. А какие-нибудь слезы колликоидных дев, рыдавших у носка возлюбленного в полнолуние. Или их же сопли… бр-р-р. Нет, уж лучше вода. Пусть и купаться придется в одежде.”

Мэя несло. Во всех смыслах. Гладкая стеклянистая поверхность под его пятой точкой, похоже, имела отрицательный коэффициент трения - с такой силой и скоростью его несло по довольно высокому (ну, головой он не ударился ни разу, хоть  и не ложился) на пол-ладони наполненному водой тоннелю. Конечную точку своего путешествия и ее удаленность от порта, Каца и их корабля, Мэй представлял себе неважно. Зато отлично представлял затраченное на это самое странное в его жизни путешествие время: таймер на голокамере работал исправно.

Повороты, резкие, не очень резкие и очень закрученные сменялись отрезками, на которых Мэй развивал такую скорость, что начинал опасаться за целостность своих штанов. За себя он, как обычно, не опасался - сейчас прямой угрозы, ну, кроме  как оказаться в чьем-то присутствии с дырой на заду, не было. А потом будет потом. Бояться заранее - худшая из возможных тактик.

Предрекаемая той самой его пятой точкой, что так стремительно лишалась сейчас последних покровов, горочка возникла внезапно. Никакого тебе красивого синематичного пути, в течении которого можно попробовать все: и пафосно поцепляться за жизнь, и всю эту самую жизнь вспомнить покадрово и с оценкой каждого своего действия, и поорать, и порыдать (ну, этого Мэй напрочь не мог чисто по физиологическим причинам, даже если бы ну очень хотел), и поблагодарить маму, папу и Корусантскую киноакадемию. Просто поворот, резкий такой трамплинчик -  и оп!  -  Мэй уже летит куда-то в непроницаемую даже для его глаз темноту.

Полет вниз был настолько долгим, что бравый капитан успел даже несколько заскучать. Бояться он по-прежнему не начинал, потому как вариантов завершения этого свободного полета в одну сторону у него было ровно два. И он со всей дури надеялся на то, что внизу будет именно тот резервуар, в который стекаются все воды этого странного места.

“Законы физики на моей стороне! Ну, то есть мне бы очень хотелось верить, что они на моей стороне… то есть вот пусть тот закон, который про сообщающиеся сосуды, будет за меня, а вот тот, который про ускорение свободного падения и массу и силу удара о поверхность, - тот пусть прямо сейчас отвернется!”

И, похоже, что в кои-то веки закон физики внял слабому человеческому разуму и прогнулся. Иным объяснить это странное, странное - со всех сторон странное падение во что-то одновременно мягкое, упругое и какое-то желе-ртутеобразное было просто невозможно. Неизвестная субстанция погасила силу удара, да так, что Мэй даже испугаться толком-то не успел, когда столкнулся с светящейся еле заметным фиолетовым светом черной отблескивающей поверхностью.

“А теперь, пожалуйста, отвернись ты, закон Фолкнера-Батта, я тебя очень прошу! Мне как-то вот еще рановато все-таки, у меня есть очень-очень важная для меня девушка, которую я просто вот очень не хочу расстраивать своим бездыханным, да еще и затерянным ситх знает где телом. Так что не ешь меня, неопознанная фиолетовая херня! Я тебе еще приго… тьху, я просто несъедобный! Выплюнь, выплюнь, кому говорят!”

Лиловатая, похожая одновременно, хотя казалось бы, что так невозможно, на ртуть, масло и желе субстанция, похоже, была неразумной. Или разумной настолько, что вняла этим суматошным мысленным воплям. По крайней мере видимой агрессии она не проявляла, позволяя Мэю самым спокойным и бессовестным образом держаться на своей поверхности. И осматривать окрестности…

Открывавшийся его хиленькому ночному зрению пейзаж не радовал формами и красками: огромное помещение, похоже, что цилиндрической формы, потолок которого вместе с отверстием, откуда выпал Мэй, терялся во мгле. Стены - до них навскидку было футов девяносто - и круглое отверстие где-то на семь часов от нынешнего положения его головы. Пружинившая под его руками маслянистая субстанция заполняла собой нечто вроде бассейна, к узкому бортику которого Мэй и направился.

“Вот там у нас дыра. Возможно, что это чья-то нора, а возможно - что выход отсюда. Кажется, я вижу в ней свет. Главное, чтоб это был не несущийся мне навстречу проходчик или какая-то тварь вроде манаанского удильщика. Хотя… если так подумать, то я предпочту удильщика, с ним хотя бы есть шансы договориться.”

Добирание до вожделенного бортика потребовало от Мэя недюжинных усилий. Слишком плотная среда, слишком скользко, странно и непонятно, как именно двигать все свои железки таким образом, чтобы тратить меньше сил. Импланты вели себя на удивление послушно, ничего не заело, не закоротило и не заклинило. Так что минут двадцать спустя Мэй уже довольно бодро топал по нормального… ну, насколько тут что могло быть нормальным, вида коридорчику, в конце которого он видел усиливающийся по мере его приближения к… чему-то свет. Одежда, мокрая и изрядно ослизненная, сохнуть никак не желала и отдавалась во всех тех местах, где он мог что-то ощущать, так, что Мэй начинал подумывать о том, чтобы просто снять ее к хаттам и встречать аборигенов во всем блеске и великолепии своего  уродливого тельца…

… это нечто... да, оно было первым, что вызвало у Мэя ощущение, отдаленно похожее на страх. Хотя повидал он за свое очень долгое и очень утомительное путешествие из планетарных недр много чего. И залитые мертвенно-синим светом бесконечные коридоры, и комнаты, больше всего похожие на какие-то заброшенные лабораторные помещения: колто-танки, наполненные светящейся тускло-лиловым субстанцией с чем-то темным, медленно и завораживающе ворочавшимся внутри; сложные приборы, членистые, суставчатые, покрытые светящейся слизью и изредка оглушительно щелкающие в абсолютной тишине.

Груды белесой пыли, похожей на плесень и пласты такой же белесой плесени, похожей на пыль. Забитое республиканскими армейскими рационами помещение, из угла которого хищно и инородно вытарчивался длинный извилистый, сияющий все той же тускло-лиловой мертвечиной черный корень. И валяющийся у этого корня пробитый навылет имперский шлемофон. Абсолютно пустая комм-рубка, из стен которой торчали отвратительно вздутые корни-щупальца, пульсирующие гнойно-мертвенным светом. И посреди этого сплетения - крохотный столик на тонких ножках, а на нем - выдающий в эфир бесконечный тоскливый белый шум работающий от непонятного источника комм-линк.

Солдат в форме тяжелого пехотинца одной из мобильных республиканских частей. Мэй было обрадованно потрусил в его сторону: человек стоял спиной, судя по положению локтей держа руки на оружии. Шлемофон лежал поодаль, и что-то в его положении царапнуло Мэя, что-то обратило на себя внимание, пробуждая внутри ожидание недоброго, плохого, опасного. Ощущение это было таким всепоглощающим, что Мэй замер, затаился, не дыша, не доходя до солдата десятка шагов. И тут же отпрянул за выступ в стене, когда человек в форме резко повернулся в его сторону… Нет, не человек. Чем бы ни было то, что носило форму республиканского солдата - человеком оно точно не было. Светящиеся все тем же странным мертвенным светом глаза, обезображенная фиолетовыми бубонами кожа; лицо, застывшее в выражении какого-то мучительного и в то же время зловещего тризма.

Но ни одно из этих жутких чудес, которые сопровождали капитана Рейнхардта на всем его пути из тьмы на поверхность, не вызывало в нем и тени страха. Мэй свое отбоялся уже очень и очень давно, так что на очередную выпрыгнувшую из-за угла не агрессивную и не летальную мерзость реагировал максимум поднятием брови и ехидным мысленным комментарием. Но чаще всего не реагировал никак. Просто шел, шел и шел. Дальше и выше. Надеясь, что этот извращенный вондерленд кончится раньше, чем выйдут его силы и время. Надеясь на то, что он сумеет улизнуть или спрятаться от всего, что может захотеть его уничтожить.

И вот… кажется, дошел. Но то, что он ощущал и видел сейчас, Мэю очень, просто вот до стоящей дыбом виртуальной шерсти, не нравилось. И в то же время его с какой-то невозможной силой тянуло к этому, спрятанному глубоко под землей, пульсирующему смесью трупных оттенков лилового и пурпура сгустку.

“Так. Нафиг с пляжа. Вот это мне уже совсем не нравится. Даже больше, чем тот ясноглазый лейтенантик и сияющая лиловым раздувшаяся, как гнойник, крыса. Нафиг-нафиг. Снять на память сниму, а вот смотреть потом буду с осторожностью. И как можно дальше отсюда.”

Последние мысли Мэй додумывал уже во весь опор уходя от пылающей злом и смертью и такой нежно-притягательно-шепчущей глобулы. Двигался он так быстро, как только позволяли уставшие и гудящие ноги. За направлением не следил особо - все равно толком не понимал, куда и как можно идти и выйти в этом царстве сплетенных и пульсирующих корней. Ботинки угрюмо чавкали по ртуте-грязи, и конца и края этой стране херовых чудес видно не было.

“Нет. Стоп-машина. У меня еще… да, около семидесяти двух часов. В целом… нормально. Но стоит остановиться где-то… где потише. Выдохнуть. И хотя бы на пальцах выкинуть, куда же мне дальше идти. Потому что переть просто так - не идейно. И, скорее всего, приведет меня куда-то… еще глубже в задницу.”

Отредактировано Maylory Reinhardt (2018-06-05 14:30:50)

Похоже было, что его хаттовски странная и местами очень и очень прихотливыми путями действующая удача не оставила его. Иным звучавший из-за “его” корня нормальный женский голос, который к тому же говорил вполне связные и сулящие безопасность вещи, Мэй объяснить не мог. Все, что говорила незнакомка, звучало логично, объяснимо - ну, ладно, почти объяснимо, - и очень складно. Так складно, что могло бы насторожить. Но интуиция капитана Рейнхарда, его верная и почти безотказная подруга на тернистом пути попаданца во всякого рода задницы, говорила ему, что выйти как минимум стоит. И как следует посмотреть в глаза той, что сейчас обращалась к нему.

“А что я, собственно, теряю? Если это… если она - глашатай той гнусной херни, мимо которой я так стремительно прорысил, то меня что так возьмут за гузку, что иначе. Сиди, не сиди. Но оно… если это оно, а не она - то оно хочет со мной поговорить. А это значит, что что-то ему… если это оно, от меня надо. Останется тогда понять что. И поймать время, когда можно будет сделать ноги. Хм-хм, а если это вот… и правда “оно”, то джедай… она - получается, что она как… как перчатка для этого вот… штакетного штако? И… то есть… так, нет. Нет, нет, нет. Ты сейчас же прекращаешь даже думать в ту сторону, дружок. Когда ты отсюда вылезешь, то наберешься наглости и просто… спросишь кого надо. А она, та, которая говорит, - если она и правда “перчатка”, и я как-то сумею это понять, то что-то, наверное, можно будет сделать. Например, прикинуться дохлым, вырубить ее и отнести куда подальше отсюда. А там… найти кого-то, кто сможет нам помочь со всем этим штакетом. Отлично, первичный план есть - переходим к реализации и импровизации. По необходимости.”

Подавив накатывающий самый настоящий - впервые за этот день настоящий! (а вот не думай, не думай, не достраивай всякое, не думай!) - страх, Мэй поднялся и медленно, стараясь не делать особо резких движений, которые могут кого-то на  что-то спровоцировать, с поднятыми руками вышел из-за своего корня. Голокамера, мерзко чавкая, хлопала его по ослизненной рубашке на ослизненной груди.

Н-ну… девушка, стоявшая напротив, была испачкана в грязище не меньше него. Возможно светлые волосы, возможно темная кожа, света в глазах и всяких светящихся пустул на открытых участках кожи вроде бы видно не было, но кто его знает -  может быть аватары этого светящегося не пойми чего у своего повелителя на особом счету? Ничего толком не ясно. Потому надо говорить. И слушать свой внутренний голос, который пока как-то очень расслабленно молчал.

Мэй отметил какое-то шевеление за ногами незнакомки. Кинув туда быстрый взгляд, он увидел… зверя. Странного. Вроде бы кого-то такого он когда-то видел в рекламных роликах Большого корусантского зоопарка, но поручиться за свою память не мог. Зверь делал все проще и сложнее одновременно. С одной стороны, Мэй вроде бы где-то читал, что животные хорошо чуют разного рода метафизические и хтонические проявления. И спокойно рядом с их носителями себя не ведут. Зверь же был спокоен, более того, он слушался девушку. С другой стороны в метафизику и наличие всякой хтони Мэй не очень верил. Ну, до сего дня точно. А зверь своим наличием крайне усложнял ту часть плана, где девушку требовалось бы вырубить для ее же блага.

“Так. Ладно. Будем плясать по обстановке. В крайнем случае суну зверю ногу. Пусть жует, она все равно железная.”

Мэй приблизился к своим визави, и, не опуская рук, сказал негромко:
- Я очень рад тому, что здесь есть кто-то говорящий. У меня нет оружия, и я в своем уме и в полном сознании. И я согласен, что все, что здесь вокруг - не лучшее место, чтобы в нем оставаться. Но я понятия не имею, куда идти. И буду признателен за любую помощь.

страдания не очень-то юного Вертера

Отредактировано Maylory Reinhardt (2018-06-05 21:25:00)

Повинуясь вежливой просьбе, Мэй опустил руки и с интересом посмотрел на зверя, который был “восский маворр”. Подумал рассеянно о том, что неплохо было бы как-то посетить этот самый Восс, посмотреть, что там еще водится. Потому что вот конкретно маворр выглядел очень интересно.

- Очень приятно с вами познакомиться, Малыш, леди Тантэлиэ. Я Мэл… то есть Мэйлори Рейнхардт, к вашим услугам. Вольный капитан. Место приписки - Корусант, а тут вот… мы с напарником груз привезли. Пока разгружали, отошел поснимать местные красоты. Стукнул ногой по курганчику колликоидов и провалился в какую-то нору. Потом вышел из нее и оказался здесь, - Мэй прислушался к глухому вою где-то слева от себя и к собственным ощущениям. Те говорили, что пока нет нужды рвать когти, все относительно спокойно. А вот девушка напротив него едва заметно, но нервничала. Похоже, что окружающая обстановка и нервировала, и печалила ее одновременно. По логике выходило… нет, одержимый бы точно не нервничал. Наверное не нервничал. Может быть.

“Эх, и не скажешь же, что вот… ну, а что ты скажешь-то? “Вы не волнуйтесь, пожалуйста, моя жопа говорит мне, что пока опасности нет”? Очень, очень убедительный, а главное - очень успокаивающий аргумент, да. Плюс, у джедаев же тоже жопа… то есть Сила есть. Которая им тоже много чего говорит. Хм-хм, интересно, а как все это в их глазах выглядит? Подозреваю, что очень и очень так себе. Ну, чем быстрее мы отсюда свалим, тем лучше для всех. Ох, епть… быстрее. Это я вот отлично размахнулся.”

Мэй посмотрел на маворра, который активно, всем собой целиком и полностью интересовался тем, нету ли у незнакомца ну хоть чего-то, чего-то для маленькой голодной зверушки. Очень милой, очень маленькой и очень голодной. Мэй улыбнулся, фыркнул и развел руками:

- Прости, приятель, но вот все, что сейчас у меня есть - это три конфеты в кармане. И то ими разве что местное население кормить. Тебя - точно не стоит, - он перевел разом посерьезневший взгляд на Тэли. - Я не ранен, идти смогу. Как быстро? Ну, бегом нет, а вот быстрым шагом, как обычные люди ходят - да. Но… есть один момент...

Говорить об этом было стыдно и неловко, но если промолчать, то были шансы, что он просто подставит в какой-то момент этих двоих. Тех, кто вызвался ему помочь. Так что Мэй быстренько собрал свой ущемленный гонор в кулак и засунул куда подальше. Метафорически, само собой.

- Я… у меня механико-бионические протезы вместо обеих ног. Они исправны, они работают… большую часть времени. Но может выйти так, что… сбойнет. И тогда я одномоментно могу лишиться подвижности. Частично или полностью. Я очень надеюсь, что все будет нормально, но правда такова, что я хожу по этой стране жутких чудес уже около пяти часов. И поэтому, увы, гарантий того, что… сбоя не будет, дать не могу. Извините.

Мэй окинул быстрым взглядом окрестности, пытаясь понять, откуда же он пришел. Где находится то место со светящейся мерзостью глобулой. Просто чтобы обойти его, если вдруг их путь лежит туда. И внезапно отчетливо ощутил, что вот оно - то направление. Вот туда ходить точно не надо.

“О, привет, жопа! Спасибо, выручаешь! Очень вовремя компас включила. Так, тем путем мы точно не пойдем, нафиг-нафиг.”

Он легонько притопнул одной ногой, второй, проверяя подвижность, и как-то виновато посмотрел на Тэли и Малыша.
- Я готов идти. Буду очень стараться не мешать вам меня вытаскивать. 

“Почему-то мне тщеславно и самонадеянно кажется, что любой иной, кому не посчастливилось бы провалиться в ту нору, так бы и остался в этом вот… желе. Непонятно только, откуда у меня все эти дикие представления о своей, кхм, “избранности”. Тоже мне повод для гордости - быть настолько железкой, что тобой даже желе неизвестной природы брезгует.”

Мэй тактично отошел на полшажка дальше, чтобы не мешать своей спасительнице изучать поступающую информацию, и достал собственный голокомм. Само собой, тот оказался совершенно и напрочно испорченным. Он с тихим печальным вздохом убрал “умерший” приборчик обратно в карман и на всякий случай проверил свою старушку-голокамеру. Если голокомма лишиться ему было досадно, но ладно, то вот потеря верной подруги-путешественницы была бы очень огорчительна. Очень-очень.

Но, к его невероятному облегчению, голокамера оказалась не только цела - она еще и работала! И, более того, похоже, что на нее с той или иной степенью детальности записалось все, что с капитаном происходило с момента падения в колликоидью нору. Мэй, исполненный какого-то неясного ему самому азартного предвкушения, проверил локационный трекер, который был встроен в чудом уцелевший приборчик. И тот тоже оказался исправен! Так что по сути дело было за малым - найти себе рабочий голокомм, скинуть на него координаты и наложить их на имеющиеся карты Балморры. Благо, наименование точки отсчета у него было.

Закончив с уточнениями и исследованиями, Мэй оценивающе посмотрел на Малыша, прикидывая, выдержит ли тот его вес. Мучать зверя не хотелось, травмировать - тем более, так что после короткого раздумья капитан Рейнхардт принял компромиссное решение: случись что - он на Малыша обопрется и попробует как-то двигаться сам, не навешиваясь целиком.

Он уловил краем глаза, что спасительница его закончила читать пришедшее сообщение и негромко сказал:

- Я тут покопался… координаты входа у меня есть точные. Только нужна будет карта местности. И тогда можно будет проследить весь путь, по которому я сюда попал, - Мэй легонько постучал пальцами по голокамере, показывая, чему именно обязан этой точности. - А про Малыша… я постараюсь не очень сильно на него наседать. Просто… железа во мне чуть больше, чем просто ноги. Так что вешу я очень немало. Не хотелось бы его травмировать.  И… да, тут опасности нет. Но там, откуда я пришел, есть одно место… Оно… словно сердце всего этого. Всего того, что я тут видел. Это очень плохое место. Так что если нам куда-то в ту сторону, то я предлагаю обойти его. Чуть больше времени потратим на дорогу, но… мое чутье подсказывает мне, что туда лучше не соваться. И еще одно: у меня, как оказалось, есть запись всего моего пути. Так что потом… когда выберемся, - я могу показать, как именно все оно выглядит.

“Зараженные… то есть… я тоже могу быть вот… зараженным?! Ох, епть, не было у дроида проблем - купил себе вентилятор в тазовый отдел. То есть получается, что по всем регуляциям леди Тэли должна меня передать армейским властям. Для прохождения карантина и прочего такого. Вот только тут, на Балморре, нет карантинных блоков. Тут вместо них в лучшем случае крашеная, а в худшем - отмеченная всеми солдатами блокпоста стенка. И бесплатный бластерный болт промеж глаз. Нда, перспективка. А если моя спасительница так же честно и ответственно относится к соблюдению законов, как, например, Раднари, и знать не знает об этой милой привычке местных войск к экономии? То она меня им, само собой, передаст. Так, ладно. Сейчас это неважно, а вот когда выйдем - тогда и поговорим. Просто не забыть бы. Не хочется мне как-то провоцировать конфликты чьей-то совести с долгом.”

- Идти рядом с Малышом, в случае плохого предчувствия или отказа систем - предупреждать. План действий ясен, тактических вопросов у меня нет. Со стратегией же тоже все понятно. Я готов.

Мэй подошел к Малышу, виновато тому улыбаясь. Да, с едой для розово-фиолетового друга человека - тьху, мириалан! - получилось неловко. Но, может быть он сможет что-то предложить маворру, когда они выберутся-таки отсюда?

Отредактировано Maylory Reinhardt (2018-06-13 20:47:45)

Маворр Малыш получил команду на охрану, а Мэй послушно стал рядом с ним. Так, как было сказано. И занес уже было ногу, чтобы сделать первый шаг, когда…

…сопричастность-принятие-восторг-разделение-ожидание-тоска-радость-контакт-сопричастность…
…сопричастность-принятие-восторг-разделение-ожидание-тоска-радость-контакт-сопричастность...
…сопричастность-принятие-восторг-разделение-ожидание-тоска-радость-контакт-сопричастность...

Ощущения были такими, словно кто-то на мягких осторожных лапах прокрадывался внутрь его головы. Такими, словно внутри него появилась, -  а может быть и была до этого, но просто не ощущалась, - какая-то дверь, которую этот неведомый некто очень, очень сильно хотел бы открыть. Более того, еще одним пришедшим ощущением было то, что за этой самой дверью тоже кто-то есть. Некто, сродственный “мягколапому”, такой же дремотный и спящий пока. До поры.

Наверное, надо  было бы испугаться. Возможно, стоило бы испугаться. Это было бы нормальной реакцией нормального человека на происходящие с ним совершенно ненормальные события. Вот только проснувшийся одномоментно с появлением мягко стелющей… дряни?... - да, самое то определение, оно было идеальным, - внутренний голос говорил, что страх сейчас подобен смерти. И хватит малейшей слабины, мельчайшего колебания, чтобы открыть ту самую странную дверь-внутри. А еще внутренний голос наградил Мэя интуитивным пониманием того, что открытие этой двери - это тоже смерть.

Мысли были четкими и резкими, словно какой-то невидимый прожектор выдергивал их из тьмы бессознательного. Бояться было нельзя. Резко отторгать пришельца в его голову тоже было нельзя. Подобные действия (представь себе опускающийся внутри тебя дюрасталевый блок, представь горящий огонь и текущую воду - стену огня, стену воды, стену металла - и отгородись ими от зла…) могло привлечь ненужное внимание “мягколапа”, который продолжал искать ту самую дверь и обещать все, о чем Мэй когда-то мечтал: понимание, принятие, вовлеченность. Не-одиночество.

Нет, случись с ним такое… да вот хотя бы год тому, - Мэйлори точно дрогнул бы, слушая эту ласковую, предлагающую все блага всех миров волну. Но сейчас… не-эт, сейчас он точно знал, что все то, что пытается пробиться к нему - фикция.  Подделка. Наглая и беспардонная ложь. Фальшивая игрушка с дерева в День Жизни: на вид такая же, как и настоящая, но не радует. Потому что теперь он знал то, как ощущаются и чувствуются доверие и принятие. Какие ощущения испытываешь, когда внутри сворачивается теплым шаром любовь. Как шипучими пузырьками щекочется внутри разделенная, настоящая радость.

Так что транслируемая неведомой фигней волна особого понимания в нем не нашла. И нужного ей отклика не вызвала. Только того и добилась, что породила какую-то странную уверенность, что кроме самой этой волны и неведомой силы, ее направляющей, ничего-то больше в этом месте капитану Рейнхардту вреда не причинит.  Ни-ка-ко-го. А что делать с самим этим внезапным наваждением? О-о, тут на помощь несчастному попаданцу в дурацкий мирок выморочных чудес пришла многоликая и многогранная поп-культура.

“A long time ago, in a pub far away,
I sat on a barstool, just drinking away,
I couldn't hold it down, I guess I had too much
I felt a tremor in the Force and then I lost my lunch
I woke up in a desert land, feeling hot and sick,
I saw a bearded man, he looked like some kind of hick,
He slowly waved his hand, and my pain was gone
He said let's go see Revan, and I'll teach you this song.” ¹

Слова потрепанной несколькими веками частого употребления на всех концах Галактики старой кантинной песенки  в убаюкивающем ритме колыбельной мягко кружились в его голове. Нормальных колыбельных, таких, чтобы в них не упоминалась смерть, боль или какие-то потусторонние ужасы, Мэй не знал. Все, которые знал, были действительно жутковатыми и для обмана и успокоения бдительности неведомой дряни не подходили никак. Так что пришлось изворачиваться и выкручиваться, выступая перед стремной публикой с доступным капитану Рейнхардту репертуаром.

“Выберусь - выучу с десяток этих хаттовых колыбельных! Если, конечно, их столько найдется без отрубленных голов, покойников и прочей расчлененки.”

Эта светлая мысль была пущена уже в освобожденную от чужого присутствия  голову. Неведомое нечто не то действительно уснуло, не то сбежало в ужасе, не вынеся мэевского вокализа. Короче, как бы там ни было, но никого и ничего - ни гостей, ни дверей - в своем мозгу Мэй больше не ощущал. Он украдкой посмотрел на своих спутников: было похоже, что странной волной накрыло не только его, но и Тэли. Та стояла, широко раскрытыми глазами глядя в открывшееся на мерзко-корне буркало. Мэй подумал уже было, что надо бы как-то ее отвлечь, а то мало ли к каким результатам приведут эти гляделки. Может быть ее тоже вот мечтами и их исполнением соблазняют. Но тут Тэли словно вышла из транса и дала инструкции по перемещению.

- Да… да… я вижу. Идти след в след. Буду стараться, -  Мэй в подтверждение своих слов закивал ракатским болванчиком. И, искоса поглядывая на нервничающего Малыша, отправился за что-то кому-то отправившей с комма девушкой. Стараясь ступать тихо и точно след в след, как и было ему сказано.

Обо всех странностях и ощущениях, которые его посетили, капитан Рейнхардт решил рассказать потом. Когда они выберутся отсюда.

“Потому что как говорит народное творчество  - не будил бы ты, честный контрабандист, спящего сарлакка.”

-------------------------------------
1 - фэнская песня про джедаев. И да, в оригинале там был Йода =)

Отредактировано Maylory Reinhardt (2018-06-22 22:01:24)

Земля под ногами немо пружинила, стена, увитая и испещренная черными кляксами не то ветвей, не то корней, неумолимо приближалась. Внутренний голос молчал, сообщая, что все спокойно, опасности нет, ни видимой, ни неявной.

И потому, когда рядом с его ногой внезапно зарычал Малыш, засмотревшийся на причудливый рисунок на мерзко-корнях Мэй невероятно удивился. То есть… как? На что рычим-то? Что происходит, и почему бравый капитан об этом не в курсе?

То, что стояло напротив них, - Мэй перевел-таки взгляд куда нужно (и откуда тут что берется, а? и главное - почему, почему он так спокоен, почему не ощущает ничего такого, эдакого?) - человеком было. Когда-то. Давно. Сейчас от его человечности только и оставалось, что форма республиканской легкой пехоты. Рваные, изломанные движения, натужная поза, низкий гортанный рык - все это принадлежало кому-то иному. Кому-то, кто когда-то был человеком. Мужчиной. Солдатом.

Тэли говорила с ним, с этим “нечто”, взявшим тело и суть какого-то хорошего, наверное, парня, и “нечто” повиновалось гулким и резким словам незнакомого Мэю языка. Вот только незнакомого ли? Потому что звуки чистого, певучего голоса девушки странным образом резонировали в голове, пробуждая что-то, очень сильно похожее на воспоминания. Тогда кто-то тоже говорил вот так, резко, хлестко. Только голос был иным: грубым, каркающим, хрипящим на конце каждого слова. Тогда все, что ощущал Мэй, повинуясь против своей воли отрывистым словам, было беспомощностью, болью и страхом.
Сейчас ничего такого не было, ничего внутри не болело, не боялось, - только скреблось настырной гизкой жгучее желание узнать, правда ли все то, что ему мерещится? Действительно ли кто-то когда-то говорил с ним так? И, если да - то куда приведет его это знание?

Отстраненно, словно в каком-то трансе, Мэй наблюдал за тем, как катится, катится, катится по земле бело-рыжий мячик отброшенного шлема, как, повинуясь воле его спасительницы, поднимается в воздух каменная щепка. Как резко подлетает к голове того, кто когда-то был, жил, любил и дрался...

Как в оглушительной тишине, окружившей их (ему это кажется, кажется, кажется) раздается…

... залп. Двенадцать одетых в белую парадную форму сенатского караула пехотинцев синхронным движением вскидывают свои винтовки в позицию “к бою”. Двенадцать ярких зеленых сполохов врываются в темно-синее небо.

- Сегодня Республика навеки прощается с одним из своих самых верных и любимых сыновей, - голос распорядителя церемонии негромок, но слова он произносит так четко, что их слышно даже тем, кто стоит сейчас в задних рядах. Разумных у странной могилы - белый камень с датами жизни, голопортрет, на котором беззаботно смеется в небо красивый молодой человек в форме лейтенанта медслужбы; свернутый особым образом флаг Республики, и никакого намека на гроб или урну, никакой поднятой травы и разрытой почвы, хотя почва как раз под камнем настелена, - неожиданно много, и большая часть из них в своей потрепанной и скромной одежде смотрится совершенно неуместными на фоне меньшей части, одетой изысканно и запредельно дорого. Над всем этим полем, над склоненными головами разумных тихонько стрекочут записывающие дроны.

“Будет не хватать”, “невосполнимая потеря”, “не будет забыт”... Слова тихими каплями падают в совершенную тишину, пустые, безликие, лживые. Но почти все собравшиеся вокруг могилы им верят. Верят, скорбят или притворяются скорбящими, горюют или делают вид, что убиты горем. Никто не имеет на руках ни одного подтверждения тому, что он, лейтенант Мэйлори Джебедайя Рейнхардт, мертв. И тем не менее, они все - даже мама! - сейчас хоронят его…

… залп...

… и непослушный, негнущийся палец с огромным усилием жмет на кнопку выключения записи.

Мэй, не до конца сам понимая то, почему и зачем он делает это, в один длинный шаг оказался у тела того, кто… кто наконец-то нашел покой. Щелкнули под привычными пальцами застежки нагрудника  - сколько их в свое время он отщелкнул с той же целью? десятки? сотни? тысячи? - и осклизлые перчатки на деревянных его руках коснулись цепочки стандартного армейского жетона. Она осталась нетронутой - неведомому нечто просто не было дела до имени того, кого оно пожрало. Короткое, привычное же касание, и маленькие дюракритовые пластинки скользнули в его нагрудный карман. Еще одно движение - и рука Мэя навсегда закрыла невидящие белесые глаза.

- Простите меня за эту задержку. Простите… просто… он заслужил, чтобы те, кому он не просто так… знали. Точно знали.

“А жетоны я прокалю перед тем, как отправить. Мало ли что.”

Мэй снова занял свое место рядом с Малышом.

Отредактировано Maylory Reinhardt (2018-06-27 15:15:41)

“Он не причинил бы мне никакого вреда. Ничто здесь не причинит мне вреда… ага, давай, давай, открой свою хлеборезку и “успокой” девушку, идиот. Отличное утешение, просто блеск - почти что признаться, что рядом с ней находится не то местный обитатель, успешно косящий под нормального, не то псих, у которого атрофировано чувство опасности, не то просто малахольный болван. Карантин с последующим расстрелом или дурка? М-м-м, все такое вкусное, не знаешь, что выбрать, да? Лучше спасибо ей скажи, что предупредила, а не пускайся в пространные объяснения по поводу своего феноменального чутья. Которое в данной ситуации скорее повод для паники, чем для гордости.”

- Извините, я… сглупил. Он просто кажется таким… безобидным. Мертвым. Не как те парни с Тариса или из танарисских пещер. Но я все понял, больше никакой самодеятельности. Спасибо за предупреждение.

Не самый радостный поток мыслей Мэя, вертевшийся преимущественно вокруг его странной для него самого уверенности в том, что ничто из местных жутких чудес не навредит ему, был прерван очередным головызовом. Он кивнул головой, обозначая свое понимание происходящего, и притих.

Женщина, вызвавшая Тэли, была… интересной. Не в плане внешности, тут Мэй особо ничего сказать и не мог: помехи, размер голопроекции да и его личные преференции накладывали свой отпечаток. Скорее то, как она двигалась, как говорила, что говорила. Интонации, когда она произносила слова на странном, сходном с тем, на котором разговаривала Тэли чуть ранее, языке, опять всколыхнули в нем не то узнавание, не то воспоминание. Но голос, говоривший так в каком-то его, возможно придуманном, далеко, не был грубым и скрипучим. За ним не было памяти о боли и пустоте. Только сон, бесконечный, бескрайний, вечный сон… 

- Все в порядке, - Мэй вышел из транса, навеянного речью той, кого Тэли называла “мама”, хлопнул глазами и постарался придержать язык. Нет смысла рассказывать сейчас о том, что он ничего не боится. Что он уже давно ничего не боится, когда дело касается его самого. Что единственное, напугавшее его до потери самоконтроля, событие не было направлено на него лично. Единственное, бывшее реальным, не бывшее его уже почти истершимся из памяти сном. А за себя… хуже смерти вещи бывают, но с ним, наверное, случилось уже очень многое из списка этих самых вещей. Так что чего тут бояться-то? - Я и не думал пугаться, просто заслушался. Интонации, язык - очень завораживающе ваша мама разговаривает. Вот и залип. Ускоряться готов, могу даже бежать, правда, не очень быстро и долго. И… хорошо, что в этом хоть кто-то разбирается. Это вселяет надежду, что можно будет найти какое-то средство это все… прекратить. Так или иначе.

Он посмотрел на девушку, выглядевшую растерянной и немного… виноватой? Кивнул еще раз, подтверждая им сказанное, и поискал взглядом Малыша - своего верного проводника в этом странном не-живом-не-мертвом царстве.

Девушка рядом с ним… ну, если не боялась, этого Мэй определить точно не мог - слишком мало видел ее реакций, слишком недолгим было их знакомство, - то уж минимум волновалась. И это как раз было нормально. Нормальная реакция нормального разумного на все происходящее. Неизвестность порождает страхи, а хтонь кругом - точно проходит по категории “неизвестность”.

“Ответственные. Все, кого я из них видел, ответственные. А тут вот это все, да еще и куль с железом на ножках, которого надо спасать от неведомой дряни, но пуще всего - от него самого. Который поди пойми, как себя поведет в опасной ситуации. Вот возьмет - и ломанется к потенциально опасному трупу дуриком, и ничего ты сделать не успеешь. Ни с трупом, ни с кулем этим. Так что да, веди себя приличнее, дружок. Интуиция интуицией, то, что ты никто- тем самым, а мозгами было бы неплохо все-таки работать, думать как нормальный человек, а не как ты. Не подставляй девушку, веди себя спокойно. Шевели ножками, верти башкой и не трогай лапами опасную фауну. И флору не трогай! Домой вернешься - хоть весь мир перещупай, а пока - ручонки в карманы и ногами шевели. Пока - безопасно, пока - не бойся. Вполне четкая директива, указывающая на потенциальную опасность и сжатые сроки. Вот и не разжимай ничего, не лапай, не беги вперед специалиста… ой, тебя спрашивают!”

Мэй, старавшийся следовать рядом с получившим свою порцию утешения (не лапай чужих зверей! даже если тебе кажется, что ты так кому-то поможешь - не лапай!!!) Малышом, диссоциировал между своими мыслями и периферийным отслеживанием окружающей среды. Жопометр молчал, как заклеенный, но это не значило ровным счетом ничего: да, интуиция часто спасала его в самых странных и страшных местах. Да, мест тех он видел немало и выбирался из них порой при помощи самых настоящих чудес. Но почти всегда он отвечал только за себя. Почти всегда спасатели его были мимолетны и спасали не его направленно, но всю ситуацию в целом. Так что сделай он что такое-эдакое - то ни на что бы толком не повлиял, кроме собственной, в целом не очень ценной жизни. И да, любая интуиция имеет свойство подводить. Так что глаза стоило разувать пошире. Он и разувал, попутно выслушивая нотации от внутреннего голоса, потому-то вопрос Тэли застал его несколько врасплох.

- Говорит? - Мэй напряг память, изо всех сил стараясь не “звать”, не вовлекаться в воспоминание эмоционально, сделать из него собрание фактов, а лучше текст, сухой и плоский текст научного отчета. Почему-то это показалось ему важным: не звать, не вспоминать то, что было сердцем места, полноценно. - Да… пожалуй можно сказать и так. Не словами, не голосом в голове. Даже нельзя с уверенностью сказать, что картинками. Оно… транслирует. Как эмпат. Я встречал сильных эмпатов, они работали со мной. Тут похожее. Картинку потом я вам покажу, но она не отображает той… мерзости... и притягательности глобулы… там такая штука  -  не то живая, не то механизм, похожа на глобулу, и она пульсирует, мерно и медленно… одновременно зовет к себе, обещая покой и все блага мира, и отталкивает. Так сильно, что ты понимаешь, что погиб, если приблизишься к ней. Причем, смерть - это… это не то “погиб”, понимаете? То “погиб” будет намного хуже. Мне… показалось, что даже хуже, чем вот с этим парнем… ну, который там.

Мэй едва уловимым движением головы показал в направлении места, где они оставили тело. Теперь уже тело. Он помолчал немного, вслушиваясь в шум выстрелов вдали, в звуки шагов, а потом сказал так же тихо и спокойно:

- Вы сделали хорошее дело, Тэли. Всем местным беднягам… их нужно отпустить. И вы отпустили его, того парня. А сердце - его обязательно нужно уничтожить. Не… не отдать военным на опыты, не исследовать его природу  с целью познания и возможного получения благ. Просто уничтожить. В нем нет ничего, что могло бы быть хоть кому-то благом. Только зло. Вопрос, правда, в том, что это такое и как именно его уничтожать, н-да. Но… если я могу быть полезным - то я к вашим услугам.

"Угу, ужин приготовишь на семь персон, помо-ощничек!"
"А хотя бы и так..."

Отредактировано Maylory Reinhardt (2018-11-18 21:09:25)

“Ох-хо-хо, кажется у меня для меня две новости: одна очень хорошая, а вот вторая…” - Мэй слушал негромкий голос своей сопровождающей, по давней привычке вычленяя основное, складывая из чужих слов прошлое, настоящее, будущее. Страха не было по-прежнему, усталость ума тоже отступила куда-то: появился ряд задач, которые требовали планирования и решения в перспективе, которые не относились к категории “выживи здесь и сейчас”. Они так или иначе - добром или худом - пробрасывали мостик в будущее, и Мэю каким-то извращенным образом это нравилось.

“Первая новость: похоже, что эта… глазастая фауна и прочий местный вондерленд может стать ключом к всему, что со мной происходило и привело меня не только сюда, но и в целом второй раз в мир живых. И это хорошая новость, потому что появляется еще немного определенности и зацепок. Спецов по этому самому - высокому ситхскому, да? - найти будет, я думаю, не так и сложно. Тот же Да’Анхэйн, полиглот наш мусорный. А не он - так кто-то из его друзей-знакомых, знакомых знакомых. Найти такого вот “носителя”, заставить поговорить под запись. А потом уже моя работа пойдет, главное будет не нырять в это все самому, потому что я не знаю, что еще преподнесет мне и, самое главное, не только мне моя память. Но из этого чудесного первого плана и слов Тэли вытекает вторая новость. И вот она ну ни разу не радостная. “То, что они создавали, не несло ничего, кроме разрушения, мучений и смерти”, - со мной говорили на этом самом высоком ситхском. Говорили очевидно не просто так, поболтать там, анекдот рассказать - то, что я вспоминаю, больше всего похоже на раппорт при работе с гипнабельным пациентом… и это делает вот эту новость ой какой хреновой.”

Задумчивость задумчивостью, а за Тэли и Малышом Мэй шел, как приклеенный: долгие годы “сбросок” и выездов так просто не пропьешь и не забудешь. Плох тот полевой медик, который не умеет идти за своим отрядом тихо и точно. Под подошвами едва слышно вздыхала черная губчатая, с красными тяжами-прожилками земля, из ветвей и стволов деревьев по обе стороны дороги мутными бельмами смотрели на мир алые глаза. Мэй же головой вертел исключительно с целью увидеть какую-то опасность - именно увидеть, не прочувствовать, потому что его чувства, его интуиция, привычный и удобный инструмент, проверенный годами, по-прежнему утверждали, что ничто и никто здесь не причинит ему вреда. И это, в свете сказанного джедаем Тэли тоже было ой какой плохой новостью.

“Н-да… помогать-то я готов чем смогу. Вот только это все подводит меня к логическому вопросу о том, что именно и сколько я могу рассказать. Высокий ситхский, необъяснимо повышенная смертность среди тех, кто смог-таки вернуться с той луны, моя реакция на определенные силовые воздействия… кусочки паззла, которые не знаешь, к какой его стороне и относятся. А паззл этот состоит из как минимум контактной взрывчатки. И над ним - хорошая девушка Тэли, которая даже на миг не задумалась, похоже, о том, как здорово было бы превратить всю вражескую живую силу в таких вот послушных нужной воле болванов. Потому что для нее это не здорово, она не считает это все - приемлемой ценой за большую победу. И это автоматом сделает ее крайне неудобной для тех, кто цену такую уплатить готов.

А теперь внимание - вопрос: насколько она защищена? Насколько сильно то, что стоит за ней? Орден? Ну да, за каждым джедаем его, Ордена, сила. Но тут вот вопрос в том, насколько выгодно будет этой организации прикрывать джедая Тэли, девушку, которая пошла туда, куда не собиралась, и в итоге может узнать то, что не планировала узнавать? Насколько хорошо Орден сможет ее прикрыть - если захочет, само собой - от тех же военных? У меня нет ответов на эти вопросы, а без них - я не могу отвечать на вопросы Тэли. Умалчивать же… тут сложно, потому что я понятия не имею, какая из мелочей, о которых я умолчу, может стать ключом к разгадке. Но… я кажется знаю того, точнее, ту, кто может мне помочь с этим всем. Нет, я понимаю, что это совершенно не по-джентльменски, что я сам свое же слово нарушаю, но…”

Улыбка, которая появилась на лице Мэя в процессе этих дум, если отфильтровать искажения, вызываемые имплантами, была дурацкой, счастливой и мечтательной. Совершенно неуместной в этом царстве победившего сюрреалистического кошмара. Но ничего с ней поделать он не мог, да и не планировал. Тем более - кому тут на него смотреть? Кому тут его оценивать, кроме Тэли, которая может посчитать, что он резко потек кокпитом, - ну, тут уже его задача будет объяснить, что нет, все в порядке - и Малыша, который в человеческих улыбках вроде бы и не разбирается. Некому, да и не нужен он никому особо, с его улыбками и мыслями. Неведомое нечто, скребшееся в его голову, отступило куда-то, спряталось, затаилось.

“Да, лучшего специалиста по этим вопросам мне не найти. Рогатик может что-то знать, но ей точно всего не рассказывают, да и восприятие там может быть искажено критически. Тетя Камитте… ну, источник неплохой, но у нее тоже кривое зеркало местами, плюс, насколько я понимаю, ее кроме ее целительской области и всех, кто с ней связан, и не волнует особо ничего. Могу, конечно, ошибаться, но… ладно, оставлю ее как резервный источник информации. Мой первый выбор нравится мне намного, намного больше! И… ну да, это же по делу, правда? То есть я постараюсь держать себя в руках, а весь процесс в рамках деловых взаимодействий. Да, так и поступлю. Теперь вот только выбраться отсюда осталось. В своем феноменально здравом уме и такой же феноменально трезвой памяти.”

Мэй открыл было рот, чтобы сказать, что да, концепция “зовущих” артефактов ему знакома: сам имел дело с некоторыми и баек слышал тьму тьмущую - но тут Тэли скомандовала смену курса. Рот тут же захлопнулся, а сам Мэй быстро и безропотно отправился в сторону от дороги, вслед за своими спасителями.

“На черную башню наехал Роланд… главное сейчас - чтобы эта самая башня не наехала на нас. А то стреляют, пусть и далеко, а эта вот сторожка с корешками близко и приветливой не выглядит.”

Есть очень много вещей, о которых разумные просто не задумываются. Ничего сложного, ничего сверхфилософского - дыхание, движение, речь. То, что дано им с рождения, то, к чему они привыкли настолько, что никогда не задаются вопросами о том, как именно двигается их рука или нога, какие мышцы надо сократить для того, чтобы поднялась и опустилась грудная клетка (у кого она есть, разумеется). Инстинкт. Знание за гранью разума.

Но так вышло, что развитие разума дало возможность на какое-никакое существование  тем, у кого процесс инстинктивного движения, дыхания и прочих само собой разумеющихся вещей был нарушен. И то, что они выжили после такого вот дисконнекта их мозга с их же телом, породило некоторые проблемы как для них, так и для тех, кто их окружал и взаимодействовал с ними.

“Осознанные движения… осознанные движения, my ass! Вот ненавижу, просто ненавижу ходить по пересеченной местности с кучами мелких и средних препятствий! Да еще и с не самым ласковым коэффициентом трения. Постоянно следи за тем, чтобы центр тяжести не смещался на критическую величину, постоянно контролируй сгибатели-разгибатели конечностей, следи за тем, какой сустав в работе сейчас… мне все же круто повезло, что я был медиком. Так бы точно с ума сошел в первый год. А со знанием того, какой вот сейчас, на этом шаге, у меня глютеус медиум сокращается, так и ничего! Угу, главное, чтоб мускулюс кримастер не вовремя не дернулся, но тут можно мне вот спать спокойно, то есть идти спокойно - тот участок иннервации у меня свой! Ура, ура этому обстоятельству!”

Почва - а почва ли? что там от той почвы осталось после осеменения всей этой глазастой флорой? - под его поношенными ботинками глухо чавкала. Так, что порой эти звуки напоминали Мэю усталые вздохи. Глаза на корнях шевелились медленно, словно то, что ими смотрело, толком не соображало ничего сейчас, не проснулось, вращая органами зрения скорее по инерции. Капитан шел, как и договаривались, рядом с Малышом, стараясь изо всех сил не отставать, не задерживать, думать и считать как можно быстрее. Потому что ну не то место и время, чтобы говорить про “погодите, пожалуйста, я к алгоритму движения коленных сервомоторов привыкну, у меня оболочка для двигательных корешков чуточку сбоит”. Некогда. Пока он будет привыкать - то, что сидит в старом беззубо-щелястом здании с выбитыми окнами и полным отсутствием крыши, придет за ними за всеми. Быстро придет, не думая о том, как именно оно это делает.

Глядя на то, как ловко и ладно Тэли вскакивает на корень, на то, как тот слегка пружинисто прогибается под ее весом, Мэю отчего-то вспомнилось, как рогатик пробовала учить его фехтовать. Да, примерно так же он себя тогда и чувствовал. Слишком медленный, ничего не успевающий, тяжелый и неповоротливый. Не могущий ухватить суть несложных движений, запомнить их, сродниться с ними. Бестолочь. Инвалид.

“Ну хоть с горизонтальным танго у меня все в порядке. Вроде бы. То есть… так, нет, не о том ты думаешь, дружок, вот ну точно не о том. Руки прими, которыми тебе помогают, балочка ты двутавровая!”

- Спасибо большое, - оперся, как и предлагали, не особо стесняясь, потому что помнил, как обманчива эта вот девичья хрупкость тех из женщин, кто носит на поясе световой меч. Перевалился через корень, увесисто, неуклюже, затопал следом, косолапя и изо всех сил стараясь уменьшить давление, оказываемое им, любимым, на все сильнее разжижающуюся поверхность. Получалось отвратительно, ни его мозг, ни его программы не были приспособлены к таким расчетам и взаимодействиям.

“Ох, хорошо, что я ноги на стандарт не сменил, вот что я скажу. Потому что если бы им каюк не пришел в тот момент, когда мной желе побрезговало, то пришел бы сейчас, точно. А так вся тонкая механика синтекожей прикрыта и грязь ей не страшна. И сучки не страшны, и палки. Хорошо, хорошо, что так и не сподобился поменять ничего.”

Тэли юрко и легко вскочила на очередное препятствие, и Мэй замешкался на секунду, пытаясь стать как-то половчее, как-то поудобнее повернуться, чтобы вот если что - то опереться быстро и ползти через корень быстро, не задерживать всех. И тут кто-то выключил свет. Совсем.

“Что за… хаттово… дерьмо?!”

Отредактировано Maylory Reinhardt (2018-12-05 22:54:16)