С моря постоянно доносится солоноватый ветер. Потревоженные им волны лениво облизывают каменные стены острова, пробуют скалы на прочность. Если идти по отвесной стороне, откуда насколько хватает глаз видно только грязно-синюю воду, то доносящиеся до тропинки брызги оседают на коже и стягивают ее. Вода почти не соленая сама по себе, но Бену кажется, что этой чертовой солью на острове пропитано уже все: их дома, их одежда, их еда и даже сам Люк с его учениками. Иногда он просыпается по ночам от того, что в горле мучительно першит от соли.
Бену не нравится здесь - и никогда не нравилось, если быть честным, - но если бы его кто-то спросил о причине такого отношения к этому месту, он едва ли смог бы найти ответ. Может, дело в изначально негативном отношении к этой глупой школе Люка. В конце концов, его сюда засунули насильно, не спросив о том, хочет ли он вообще быть джедаем: то, что он был обладателем Силы, как будто автоматически должно было означать великую миссию по спасению всей Галактики от очередного таинственного и всемогущего врага.
Это было практически фанатизмом в его семье - Бен понимал, что родители и дядя прошли через войну, но он не хотел идти по их стопам. Никогда. Но сложно отстаивать свою позицию, когда ты несовершеннолетний. Никто не интересовался его мнением: однажды Люк просто забрал его под одобрительные кивки матери, чтобы начать выстругивать из него джедая. Чтобы пытаться сделать из него кого-то, кем он не являлся.
И кем вряд ли когда-нибудь станет.
Бен знает, что у него не получается. Не выходит быть юным самородком, о котором Люк бы с радостью и гордостью рассказывал Лее; не удается выполнять те же задания, которые с радостью тренируют остальные ученики, не складывается с достижением умиротворения и поиском Силы и ответов в этом спокойствии. Он не гребанный джедай, и осознание этого висит над ним тяжелым грозовым облаком. Бен постоянно ощущает его физически, оно увеличивается с каждой неудачей, все сильнее давит на плечи. Он пытается, правда пытается, он чувствует эту самую Силу, как она кружит вокруг него, но не дается в руки. Он чувствовал ее с самого начала, всю жизнь знал, что не один, но они никогда не подчинялась ему так, как Люку. Лея столько рассказывала про все, что совершил Люк, про рыцарей-джедаев, про все, что они делали с помощью Силы - и каждое слово ложилось на Бена тяжелым бременем. Наверное, он с самого детства осознавал, что он какой-то не такой. Недоделанный. Неправильный. У него никогда не получалось быть тем, кем его хотелось бы видеть маме. Наверное, она даже вздохнула с облегчением, когда Люк наконец забрал его.
Для Бена всегда самым ужасным было быть не первым, не лучшим, и если с другими учениками он как-то умудрялся сосуществовать - почти все они были на одном уровне, кто-то чуть лучше, кто-то чуть хуже, - то их главный рыжий самородок не оставлял Бену ни единой надежды на сохранение хоть какой-то гордости.
Армитаж... идеальный. Умный, талантливый, красивый, умеющий находить подход к каждому - и Сила не стала исключением. У него, кажется, все получается легко, как по щелчку пальцев, и оттого нет сил злиться на него. Это было бы так же странно, как злиться на бурю или грозу - какой смысл, если нет ни малейшего шанса, что ты можешь с этим что-то сделать? Наверное, это и было причиной, почему Бен согласился на тренировки с ним - Армитаж был единственным человеком на всей этой планете, рядом с которым Бен не чувствовал постоянной кипящей злобы внутри. Иногда он не мог даже сказать, на кого злится и почему, но рядом с этим самодовольным рыжим почему-то вечно бушующий в грудной клетке ураган затихал, лишь изредка напоминая о себе крошечными всполохами - как например теми, что появились от этого тона, которым Хакс предложил ему приступить к тренировке.
Бен уже давно забыл о том, что Люк говорит про умиротворение и гармонию, про поиск Силы во всем, что окружает, и прочей ерунде. Не было ни в чем этом Силы, она не желала даваться ему в руки, когда Соло с таким трудом успокаивал свой разум, и то, что все остальные спокойно расправлялись с заданиями, последовав советам Скайуокера, мгновенно вносило смуту в это проклятое умиротворение. И только тогда, когда он кипел, опьяненный злобой, у него что-то начинало получаться - пусть даже галька не плавно поднималась в воздух, а разлеталась во все стороны, едва не пробив кому-нибудь из учеников лоб.
И сейчас он медленно зарывается пальцами в траву, вцепляясь в травинки - если нечаянно провести по ним рукой не так, как надо, то они оставят на коже жгучие невидимые порезы, - и закрывает глаза, пытаясь сосредоточиться на лежащих перед ними камушках.
Кто бы знал, как он ненавидит это гребанные камни.
Бен успевает поймать свою мысль за хвост, когда одна галька начинает опасно подрагивать. Он распахивает глаза и смотрит на нее, не то словно на чудо, не то словно на огромного мерзкого паука. У него опять не получается справиться - и вместо того, чтобы подняться в воздух - хотя бы приподняться! - камень отлетает куда-то в траву. Бен переводит раздраженный взгляд на Хакса, словно это он виноват в очередной неудаче, и, насупившись, отворачивается.